Лимонов берет у иностранцев?

Вчера члены партии с нетрадиционной политической ориентацией "Другая Россия" попытались совершить акт борьбы с существующим режимом. Если "синие ведерки" выступают против власти посредством тараканьих бегов, то ведерки голубые, то есть "другие", активно заигрывают с мертвецами. Эдуард Лимонов вообще в последнее время специализируется на покойниках ("Книга мертвых 1", "Книга мертвых 2"), а тут размахнулся мертвецом, как флагом. Перевязанный траурной ленточкой портрет покойного юриста фонда "Эрмитаж" Магнитского лимоновцы водрузили на дверь дома, где будто бы живет тот самый правоохранитель Кузнецов, который якобы виновен в смерти Магнитского. А за окнами повесили растяжку с обвинениями в убийстве. Некропиар главы "Эрмитажа" Уильяма Браудера неожиданно обрел новых сторонников.

А собственно, чего тут неожиданного? Одна из "говорящих голов" пиар-кампании Браудера уважаемая правозащитница Людмила Алексеева – известная соратница Лимонова по акциям на Триумфальной площади. Глава Московской Хельсинской группы и познакомила экс-национал-большевика Лимонова с Браудером и его партнером Файерстоуном. Как написал один остроязыкий Интернет-ресурс, "Лимонов вселился в Алексееву". Но вот теперь в Лимонова вселился … Файерстоун. Даже не Браудер. Масштаб не тот.

Лимоновская "Другая Россия" только-только народилась, даже зарегистрироваться не успела, а уничижительных эпитетов от нянек-политологов заработала, как взрослая. Партия полумаргиналов, нищебродов, политических провокаторов... Лимонов же страстно хочет, чтобы к нему относились всерьез. Как только что народившийся крысенок, он ищет сиську, к которой присосаться. Но, как говорит старая русская пословица, опоздавшему поросенку сиська возле задницы. Поэтому Лимонов не имеет возможности брезговать никакими деньгами. Даже нероссийскими, каким бы национал-большевиком он себя не позиционировал прежде. Национал-большевизм – это вообще очень удачная лимоновская находка. С одной стороны, как националист, он защищает титульную нацию и этим привлекает электорат. С другой стороны, как большевик, он по определению является интернационалистом и может собирать бабки по всему миру, как Владимир Ульянов и Уильям Браудер, прости господи.

Американец Джемисон Файерстоун сегодня – главный ньюсмейкер пиар-кампании Браудера. Ему не стоило больших усилий "соблазнить" изголодавшегося по большим деньгам Лимонова. По словам его бывших однополчан-нацболов, Джемисон пообещал Лимонову миллион. В год. Долларов, разумеется. На организацию перфомансов в поддержку шоу финансиста Браудера на костях юриста Магнитского.

Если честно, Эдичку жалко. Кинут практичные интервенты. Как тех калмыцких инвалидов с роскосыми и жадными очами из ООО "Дальняя степь", что сейчас сидят под уголовными делами и ждут мессию Браудера с миллионом, хотя и буддисты…

Проблема в том, что нет никакой другой России. Ни Единой, ни Справедливой, ни какой иной. Россия одна. Любой эпитет к этому слову излишен.

И на лимоновых с файерстоунами грех обижаться. Они просто – "другие".

P.S. Человек не меняется в течение всей своей жизни. Меняется только его внешность, имидж, лексика, политические убеждения. А суть остается неизменной. Предлагаю отрывок из книги харьковского гопника Эдика Савенко, после которой он и стал всемирно известным писателем Эдуардом Лимоновым (псевдоним, который в шутку придумал Сергей Довлатов): "Я перевернулся, приподнялся и сел. Мы стали целоваться. Я думаю, мы были с ним одного возраста, или он был даже младше, но то что он был значительно крупнее и мужественнее меня как-то само собой распределило наши роли. Его поцелуи не были старческим слюнопусканием Раймона, теперь я понимал разницу. Крепкие поцелуи сильного парня, вероятно, преступника. Верхнюю губу его пересекал шрам. Я осторожно погладил его шрам пальцами. Он поймал губами и поцеловал мою руку, палец за пальцем, как я делал когда-то Елене. Я расстегнул ему рубашку и стал целовать его в грудь и в шею. Особенно я люблю обниматься как дети, закидывая руки далеко за шею, обнимая шею, а не плечи. Я обнимал его, от него пахло крепким одеколоном и каким-то острым алкоголем, а может быть, это был запах его молодого тела. Он доставлял мне удовольствие. Я ведь любил красивое и здоровое в этом мире. Он был красив, высок, силен и строен, и наверняка преступник. Это мне дополнительно нравилось. Непрерывно целуя его в грудь я спустился до того места, где расстегнутая рубашка уходила в брюки, скрывалась под брючным поясом. Мои губы уперлись в пряжку. Подбородок ощутил его напряженный чл… под тонкой брючной материей. Я расстегнул ему зиппер, отвернул край трусиков и вынул чл…."